Май Митурич

Май Петрович Митурич-Хлебников (1925-2008) — художник и иллюстратор.

Родился в Москве, в семье художников Веры Хлебниковой и Петра Митурича.

В 17 лет ушел на фронт, дошел до Берлина. Работал во фронтовой бригаде художников. После войны поступил на заочное отделение Московского полиграфического института, где после много лет работал преподавателем.

---

Стал художником я потому, что у меня и пути другого не было. Я с самого детства, как себя помню, и не представлял, что бывают другие профессии. Мама и папа — художники, все их друзья — художники, а мои друзья — дети художников, всё это окружало и создавало тот фон, на котором я рос. Так что выбора у меня не было. И родители меня никем иным, кроме как художником, не представляли, хотя специального художественного образования до института я не получил. Вот дочь у меня уже училась в художественной школе. Правда, я немного походил в художественный кружок в Доме пионеров, но потом сбежал в электрический — там мне интереснее показалось.

***

Несмотря на немалый опыт иллюстратора, за редким исключением я работал мучительно трудно. Снова и снова повторял рисунок. Добиваясь свежести линий, гармонии и цельности изображения. И окончив работу, выбрасывал целые вороха казавшихся не удавшимися вариантов. Иные же разрезал на открытки, которые посылал друзьям к Новому году. Такой способ, «метод» работы удерживал меня у рабочего стола до глубокой ночи.

***

Откровенно говоря, принятые нормы понятности того, что обращено к ребенку, у нас очень занижены, — в этом я абсолютно убежден. И хотя дети, может быть, не всегда способны сформулировать, что они чувствуют, но понимают они гораздо больше, чем предполагают взрослые. В силу вообще свойственной детскому возрасту особой любознательности, пытливости. И в силу того, что у них еще не сложились предрассудки, которые есть у взрослых.

***

Когда мы говорим о познавательности,— все правильно: рисунок в детской книге должен быть познавательным. Но при суженном толковании познавательности художественное содержание рисунка исключается и понятие познавательности сводится к сведениям об изображаемом предмете. Но о предметах ребенок узнает не только из книжек, а еще из очень разных источников информации. Скажем, какого цвета мышь бывает, настоящая, живая, и многое другое — он несомненно узнает из всей суммы источников. А вот какие-то чисто художественные впечатления ребенок может получить, пожалуй, только из детской книжки. Потому что на выставки он не ходит, не в каждой семье есть альбомы, репродукции. И если детская книга не заинтересует его, маленького, изобразительным искусством, то он, пожалуй, и взрослый вряд ли когда-нибудь соберется на выставку. Таким образом, человек может прожить жизнь вне искусства, что, мы видим, случается довольно часто.

***

Помимо чисто предметного рисования, рассказа о предметах, меня как художника привлекает у писателя обычно то, что верней всего назвать настроением. Да, пожалуй, это настроение. Причем для меня при таком подходе возникает даже большая зависимость от авторского текста, чем если бы я не искал этого у автора. Поэтому когда мне приходилось иллюстрировать писателей, у которых я не ощущал какого-то собственного строя, настроения, то я просто терялся, не знал, что с ними делать. Мне нужно, чтобы была эта собственная интонация, нужна зависимость от литературного текста.

***

Я детства был воспитан так, что художник — это Художник, он должен уметь делать все. Леонардо был художником, но делал и вертела, и вертолеты. Я, конечно, не равняю себя с Леонардо, но настоящий мастер должен уметь многое. К тому же живопись — это способ наиболее полного выражения художника. Когда работаешь над книгой, остаешься в определенных рамках — иллюстрации связаны с текстом, с условиями издательства. Живописец же работает не на заказ, он свободен.

---

«В древне-китайской живописи существовали понятия «кисть» и «тушь». Первое означало владение линией, второе – пятном туши. Оценивая картину, знатоки говорили «есть кисть, но нет туши», или «есть тушь, но нет кисти». Митурич смело сочетает мощные мазки туши с тончайшим рисунком. У него есть «кисть», есть и «тушь». Он полностью свободен от иллюзорности. Его рисунки – всегда не только изображение, но и музыкально-ритмические узоры, их можно представить себе и на декоративной ткани, а многие книжные композиции – как эскизы для монументальной росписи»

(с) Борис Берендгоф «Художник о художнике. Май Митурич»

---

«Живопись Мая Митурича — тонкая, пронизанная внутренним светом, строится на сочетаниях изысканно красивых чистых тонов; рождается, как музыка, от соприкосновения души живописца с «душой» цветов, деревьев и гор — мудрым духом природы» (с) М.Чегодаева

---

«На волну Мая Митурича не сразу настраиваешься, но настроившись, попадаешь во власть странного чувства: в работах много лесных запахов, света, поют птицы, треща крыльями, и рядом — всё время присутствие мерного, спокойного дыхания чего-то большого… Есть в работах художника вдумчивая созерцательность — и наверное от этого кажется, что его мир вмещает и травинки, и глубины вселенной» (с) Ю.Коровин

---

«Мая Митурича искусствоведы не относят к художникам-анималистам. Но привезённые им из странствий по Камчатке рисунки с натуры, превратившиеся позднее в книги «Про оленей», «Обитаемый остров» (авторства его друга и товарища по путешествиям Геннадия Снегирёва), да и другие работы, открывают его именно с этой стороны. Позы, характеры зверей он передавал самыми скупыми средствами, но при этом их всегда было достаточно, чтобы раскрыть суть зверя, саму идею его. В его книгах нет чёткой границы между сказочными персонажами и реальными образами – видимо, именно потому, что он черпал идеи у безгранично щедрой на них природы.

Удивительно органично получалось у него рисовать множества зверей и птиц: косяки рыб, стада оленей – заключая их в сложнейшие и при этом свободные композиции. И эти множества не статичны. Каждый олень на картинке готов к следующему движению, вот-вот мотнёт головой, отгоняя гнус, опустит мягкие губы в поисках ягеля – и всё это в нескольких мазках. Вообще одна из особенностей его работ – в редкой свободе в линиях и пятнах, в смелом, часто даже дерзком отношении к цвету. У него нет страха даже перед белым, которого панически боятся многие художники, заливая всё поле рисунка красками, Митурич использует белый цвет бумаги легко и грамотно, помогая плоскостному рисунку обретать воздух.

***

Несмотря на то, что книжная графика занимала ум и почти всё время Мая Митурича, он, придерживаясь мнения, что настоящий мастер должен уметь многое, не замыкался только на ней и стремился и к иным художественным техникам, – занимался живописью, станковым рисунком, литографией, линогравюрой, шелкографией. Вместе с Виктором Дувидовым и еще несколькими коллегами создал невероятных масштабов фрески в Палеонтологическом музее. И хотя их пригласил сам Александр Белашов, возглавлявший коллектив художников, декорировавших внутреннее убранство, другие восприняли вторжение графиков на территорию монументалистов нонсенсом и дерзостью. Правда, эскиз Митурича всё-таки утвердили даже без каких-либо исправлений, а саму фреску многие признали шедевром.

Тщательная и кропотливая работа над иллюстрациями, трепетное отношение, преклонение перед живой натурой, нелюбовь к готовым штампованным решениям помогли ему обрести свой почерк, своё непохожее ни на кого лицо. И будто в благодарность к такому серьёзному отношению, бумага и краски под рукой Митурича рождали настоящее чудо».

(с) Анна Штейман

---

Купить книги с иллюстрациями Мая Митурича

OZON.ru
labirint.ru
amazon.com