Господин мой, — сказал юноша, — знай, что мой отец был царем этого
города, и звали его Мухмуд, владыка черных островов. Он жил на этих че-
тырех горах и царствовал семьдесят лет; а потом мой отец скончался, и я
стал султаном после него. И я взял в жены дочь моего дяди, и она полюби-
ла меня великой любовью, так что, когда я отлучался от нее, она не ела и
не пила, пока не увидит меня подле себя. Она прожила со мною пять лет, и
однажды, в какой-то день, она пошла в баню, и тогда я велел повару пос-
корее приготовить нам что-нибудь поесть на ужин; а потом я вошел в этот
покой и лег там, где мы спали, приказав двум девушкам сесть около меня:
одной в головах, другой в ногах. Я расстроился из-за отсутствия жены, и
сон не брал меня, — хотя глаза у меня были закрыты, душа моя бодрствова-
ла. И я услышал, как девушка, сидевшая в головах, сказала той, что была
в ногах: «О Масуда, бедный наш господин, бедная его молодость! Горе ему
с нашей госпожой, этой проклятой шлюхой!» — «Да, — отвечала другая, —
прокляни Аллах обманщиц и развратниц! Такой молодой, как наш господин,
не годится для этой шлюхи, что каждую ночь ночует вне дома». А та, что
была в головах, сказала: «Наш господин глупец, он опоен и не спрашивает
о ней!» Но другая девушка воскликнула: «Горе тебе, разве же наш господин
знает или она оставляет его с его согласия? Нет, она делает что-то с
кубком питья, который он выпивает каждый вечер перед сном, и кладет туда
бандж, и он засыпает и не ведает, что происходит, и не знает, куда она
уходит и отправляется. А она, напоив его питьем, надевает свои одежды,
умащается и уходит от него и пропадает до зари. А потом приходит и курит
чем-то под носом у нашего господина, и он пробуждается от сна».
И когда я услышал слова девушек, у меня потемнело в глазах, и я едва
верил, что пришла ночь. И моя жена вернулась из бани, и мы разложили
скатерть и поели И посидели, как обычно, некоторое время за беседой, а
потом она потребовала питье, которое я пил перед сном, и протянула мне
кубок, и я прикинулся, будто пью его, как всегда, но вылил питье за па-
зуху и в ту же минуту лег и стал храпеть, как будто я сплю. И вдруг моя
жена говорит: «Спи всю ночь, не вставай совсем! Клянусь Аллахом, ты мне
противен, и мне ненавистен твой вид, и душе моей наскучило общение с то-
бой, и я не знаю, когда Аллах заберет твою душу».
Она поднялась и надела свои лучшие одежды и надушилась курениями и,
взяв мой меч, опоясалась им, открыла ворота дворца и вышла. И я поднялся
и последовал за нею, а она вышла из дворца и прошла по рынкам города и
достигла городских ворот, и тогда она произнесла слова, которых я не по-
нял, и замки попадали, и ворота распахнулись. И моя жена вышла, и я пос-
ледовал за ней (а она этого не замечала); и, дойдя до свалок, она подош-
ла к плетню, за которым была хижина, построенная из кирпича, а в хижине
была дверь. И моя жена вошла туда, а я влез на крышу хижины и посмотрел
сверху — и вдруг вижу: дочь моего дяди подошла к черному рабу, у которо-
го одна губа была как одеяло, другая — как башмак, и губы его подбирали
песок на камнях. И он был болен проказой и лежал на обрезках тростника,
одетый в дырявые лохмотья и рваные тряпки. И моя жена поцеловала перед
ним землю, и раб поднял голову и сказал: «Горе тебе, чего ты до сих пор
сидела? У нас были наши родные — черные — и пили вино, и каждый ушел со
своей женщиной, а я не согласился пить из-за тебя».
«О господин мой, о мой возлюбленный, о прохлада моих глаз, — отвечала
она, — разве не знаешь ты, что я замужем за сыном моего дяди и мне отв-
ратителен его вид и ненавистно общение с ним! И если бы я не боялась за
тебя, я не дала бы взойти солнцу, как его город лежал бы в развалинах,
где кричат совы и вороны и ютятся лисицы и волки, и камни его я перенес-
ла бы за гору Каф».
«Ты лжешь, проклятая! — воскликнул раб. — Клянусь доблестью черных (а
не думай, что наше мужество подобно мужеству белых), если ты еще раз за-
сидишься дома до такого времени, я с того дня перестану дружить с тобой
и не накрою твоего тела своим телом. О проклятая, ты играешь с нами шут-
ки себе в удовольствие, о вонючая, о сука, о подлейшая из белых?»
И когда я услышал его слова (а я смотрел и видел и слышал, что у них
происходит), мир покрылся передо мною мраком, и я сам не знал, где я на-
хожусь. А дочь моего дяди стояла и плакала над рабом и унижалась перед
ним, говоря ему: «О любимый, о плод моего сердца, если ты на меня разг-
неваешься, кто пожалеет меня? Если ты меня прогонишь, кто приютит меня,
о любимый, о свет моего глаза?» И она плакала и умоляла раба, пока он не
простил ее, и тогда она обрадовалась и встала и сняла с себя платье и
рубаху и сказала: «О господин мой, нет ли у тебя чего-нибудь, что твоя
служанка могла бы поесть?» И раб отвечал: «Открой чашку, в ней вареные
мышиные кости, — съешь их; а в том горшке ты найдешь остатки пива, — вы-
пей его». И она поднялась и попила и поела и вымыла руки и рот, а потом
подошла и легла с рабом на тростниковые обрезки и, обнажившись, забра-
лась к нему под тряпки и лохмотья. И когда я увидел, что делает дочь мо-
его дяди, я перестал сознавать себя и, спустившись с крыши хижины, вошел
и взял меч, который принесла с собой дочь моего дяди, и обнажил его, на-
мереваясь убить их обоих. Я ударил сначала раба по шее и подумал, что
порешил с ним…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счаст-
ливый царь, что заколдованный юноша говорил царю: «Когда я ударил раба,
чтобы отрубить ему голову, я не разрубил яремных вен, а рассек горло,
кожу и мясо, но я думал, что убил его. Он испустил громкое хрипение, и
моя жена зашевелилась, а я повернул назад, поставил меч на место, пошел
в город и, войдя во дворец, пролежал в постели до утра. И дочь моего дя-
ди пришла и разбудила меня; и вдруг я вижу — она обрезала волосы и наде-
ла одежды печали. И она сказала: «О сын моего дяди, не препятствуй мне в
том, что я делаю. До меня дошло, что моя матушка скончалась и отец мой
убит в священной войне, а из двух моих братьев один умер ужаленным, а
другой свалился в пропасть, так что я имею право плакать и печалиться».
И, услышав ее слова, я смолчал и потом ответил: «Делай, что тебе вздума-
ется, я не стану тебе прекословить». И она провела, печалясь и причитая,
целый год, от начала до конца, а через год сказала мне: «Я хочу постро-
ить в твоем дворце гробницу вроде купола и уединиться там с моими печа-
лями. И я назову ее «Дом печалей». — «Делай, как тебе вздумается», — от-
вечал я. И она устроила себе комнату для печали и выстроила посреди нее
гробницу с куполом, вроде склепа, а потом она перенесла туда раба и по-
селила его там, а он не приносил ей никакой пользы и только пил вино. И
с того дня, как я его ранил, он не говорил, но был жив, так как срок его
жизни еще не кончился. И она стала каждый день ходить к нему утром и ве-
чером, и спускалась под купол и плакала и причитала над ним, и поила его
вином и отварами по утрам и по вечерам, и поступала так до следующего
года, а я был терпелив с нею и не обращал на нее внимания. Но в какой-то
день я внезапно вошел к ней и увидел, что она плачет, говоря: «Почему ты
скрываешься от моего взора, о услада моего сердца? Поговори со мной, ду-
ша моя, о любимый, скажи мне что-нибудь! — И она произнесла такие стихи:
Утрачу терпенье я в любви, коль забудете;
И ум и душа моя не знают любви к другим.
Возьмите мой прах и дух, куда ни поедете,
И все остановитесь, предайте земле меня.
И имя мое затем скажите, — ответит вам
Стон долгий костей моих, услышавши голос ваш. —
И потом продолжала, плача:
День счастья — тот день, когда достигну я близости,
А день моей гибели — когда вы уходите.
А если угрозою я смерти напугана,
То слаще спокойствия мне близость с любимыми. —
И еще:
И если бы жить могла в полнейшем я счастии
И мир я держала б весь в руках и Хосроев власть, —
Все это б не стоило крыла комариного,
Когда б не могли глаза мои на тебя взирать».
Когда же она кончила говорить и плакать, я сказал ей: «О дочь моего
дяди, довольно тебе печалиться! Что толку плакать? Это ведь бесполезно».
— «Не препятствуй мне в том, что я делаю! Если ты будешь мне проти-
виться, я убью себя», — сказала она; и я смолчал и оставил ее в таком
положении. И она провела в печали, плаче и причитаниях еще год, а на
третий год я однажды вошел к ней, разгневанный чем-то, что со мной прои-
зошло (а это мучение уже так затянулось!), и нашел дочь моего дяди у мо-
гилы под куполом, и она говорила: «О господин мой, почему ты мне не от-
вечаешь? — А потом она произнесла:
Могила, исчезла ли в тебе красота его?
Ужели твой свет погас — сияющий лик его?
Могила, не свод ведь ты небес
Так как же слились в тебе
И не гладь земли,
месяц и солнце вдруг?
И, услышав ее слова и стихи, я стал еще более гневен, чем прежде, и
воскликнул: «Ах, доколе продлится эта печаль! — и произнес:
Могила, исчезла ли в тебе чернота его?
Ужели твой свет погас — чернеющий лик его?
Могила, не пруд ведь ты стоячий и не котел,
Так как же слились в тебе и сажа и тина вдруг?»
И когда дочь моего дяди услышала эти слова, она вскочила на ноги и
сказала: «Горе тебе, собака! Это ты сделал со мной такое дело и ранил
возлюбленного моего сердца и причинил боль мне и его юности. Вот уже три
года, как он ни мертв ни жив!» — «О грязнейшая из шлюх и сквернейшая из
развратниц, любовниц подкупленных рабов, да, это сделал я!» — отвечал я,
и, взяв меч в руку, я обнажил его и направил на мою жену, чтобы убить
ее. Но она, услышав мои слова и увидав, что я решил ее убить, засмеялась
и крикнула: «Прочь, собака! Не бывать, чтобы вернулось то, что прошло,
или ожили бы мертвые! Аллах отдал мне теперь в руки того, кто со мной
это сделал и из-за кого в моем сердце был неугасимый огонь и неукрывае-
мое пламя!»
И она поднялась на ноги и, произнеся слова, которых я не понял, ска-
зала: «Стань по моему колдовству наполовину камнем, наполовину челове-
ком!» И я тотчас же стал таким, как ты меня видишь, и не могу ни встать,
ни сесть, и я ни мертвый, ни живой. И когда я сделался таким, она Закол-
довала город и все его рынки и сады. А жители нашего города были четырех
родов: мусульмане, христиане, евреи и маги [20], и она превратила их в
рыб: белые рыбымусульмане, красные — маги, голубые — христиане, а желтые
— евреи. А четыре острова она превратила в горы, окружающие пруд. И,
кроме того, она меня бьет и пытает и наносит мне по сто ударов бичом,
так что течет моя кровь и растерзаны мои плечи. А после того она надева-
ет мне на верхнюю половину тела волосяную одежду, а сверху эти роскошные
одеяния». И потом юноша заплакал и произнес:
«К твоему суду терпелив я буду, о бог и рок!
Буду стоек я, коль угодно это, господь, тебе.
И враждебны были, и злы они, и горды со мной,
Но, быть может, я получу взамен блага райских.
Непосильны мне те несчастия, что гнетут меня,
И к Избранному прибегаю я и Угодному».
И царь обратился к юноше и сказал ему: «О, ты прибавил заботы к моей
заботе, после того как облегчил мое горе. Но где она, о юноша, и где мо-
гила, в которой лежит раненый раб?» — «Раб лежит под куполом в своей мо-
гиле, а она — в той комнате, что напротив двери, — ответил юноша. — Она
приходит сюда раз в день, когда встает солнце; и как только придет, под-
ходит ко мне и снимает с меня одежды и бьет меня сотней ударов бича, и я
плачу и кричу, но не могу сделать движения, чтобы оттолкнуть ее от себя.
А отстегавши меня, она спускается к рабу с вином и отваром и поит его. И
завтра, с утра, она придет».
«Клянусь Аллахом, о юноша, — воскликнул царь, — я не премину сделать
с тобой доброе дело, за которое меня будут поминать, и его станут запи-
сывать до конца времен!»
После этого царь сел, и они с юношей беседовали до наступления ночи и
легли спать; а на заре царь поднялся и снял с себя одежду и, обнажив
меч, направился в помещение, где был раб. Он увидел свечи, светильники,
курильницы и сосуды для масла и подходил к рабу, пока не дошел, и тогда
он ударил его один раз и убил и, взвалив его на спину, бросил в колодец,
бывший во дворце. А потом он вернулся и, закутавшись в одежды раба, лег
в гробницу, и его меч был с ним, вынутый из ножен на всю длину.
И через минуту явилась проклятая колдунья и, как только пришла, сняла
одежду с сына своего дяди и, взяв бич, стала бить его. И юноша закричал:
«Ах, довольно с меня того, что со мною, о дочь моего дяди! Пожалей меня,
о дочь моего дяди!» Но она воскликнула: «А ты пожалел меня и оставил мне
моего возлюбленного?» И она била его, пока не устала, и кровь потекла с
боков юноши, а потом она надела на него волосяную рубашку, а поверх нее
его одежду и после этого спустилась к рабу с кубком вина и чашкой отва-
ра. Она спустилась под купол и стала плакать и стонать и сказала: «О
господин мой, скажи мне что-нибудь, о господин мой, поговори со мной! —
и произнесла такие стихи:
До каких же пор отдален ты будешь и груб со мной?
Не довольно ль слез пролилось моих до сей поры?
До каких же пор ты продлишь разлуку умышленно?
Коль завистнику ты добра желал — исцелился он».
И она опять заплакала и сказала: «Господин мой, поговори со мной,
скажи мне что-нибудь!» И царь понизил голос и заговорил заплетающимся
языком на наречии черных и сказал: «Ах, ах, нет мощи и силы, кроме как у
Аллаха, высокого, великого!» И когда женщина услыхала его слова, она
вскрикнула от радости и потеряла сознание, а потом очнулась и сказала:
«О господин мой, это правда?» А царь ослабил голос и отвечал: «О прокля-
тая, разве ты заслуживаешь, чтобы с тобой кто-нибудь говорил и разгова-
ривал?» — «А почему же нет?» — спросила женщина. «А потому, что ты весь
день терзаешь своего мужа, а он зовет на помощь и не даст мне спать от
вечера до утра, проклиная тебя и меня, — сказал царь. — Он меня обеспо-
коил и повредил мне, и если бы не это, я бы, наверное, поправился. Вот
что мешало мне тебе ответить». — «С твоего разрешения я освобожу его от
того, что с ним», — сказала женщина. И царь отвечал ей: «Освободи и дай
нам отдых».
И она сказала: «Слушаю и повинуюсь!» — и, выйдя изпод купола во дво-
рец, взяла чашку, наполнила ее водой и проговорила над нею что-то, и во-
да в чашке запузырилась и забулькала и стала кипеть, как кипит в котле
на огне. Потом женщина обрызгала водой юношу и сказала: «Заклинаю тебя
тем, что я произнесла и проговорила; если ты стал таким по моему кол-
довству и ухищрению, то измени этот образ на твой прежний». И вдруг юно-
ша встряхнулся и встал на ноги, и он обрадовался своему освобождению и
воскликнул: «Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед —
посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует!» А она
сказала: «Выходи и не возвращайся сюда, иначе я тебя убью!» — и закрича-
ла на него; и юноша вышел. А женщина вернулась к куполу, сошла вниз и
сказала: «О господин мой, выйди ко мне, чтобы я видела твой прекрасный
образ».
И царь сказал ей слабым голосом: «Что ты сделала?
Ты избавила меня от ветки, но не избавила от корня!» —
«О мой господин, о мой любимый, — спросила она, — а что же есть ко-
рень?» И царь воскликнул: «Горе тебе, проклятая! Корень — жители этого
города и четырех островов! Каждую ночь, когда наступает полночь, рыбы
поднимают головы и взывают о помощи и проклинают меня и тебя. Вот причи-
на, мешающая моему выздоровлению. Иди же освободи их скорее и приходи,
возьми меня за руку и подними меня. Здоровье уже идет ко мне».
И когда женщина услышала слова царя (а она думала, что это раб), она
обрадовалась и воскликнула: «О господин мой, твой приказ на голове моей
и на глазах. Во имя Аллаха!» И она встала, радостная, и побежала, и
вышла к пруду, и взяла оттуда немного воды…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала девятая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь, что женщина-колдунья взяла из пру-
да немного воды и проговорила над нею слова непонятные, — и рыбы запры-
гали и подняли головы и тотчас же вышли, и чары оставили жителей города,
и город сделался населенным, и торговцы стали продавать и покупать, и
всякий принялся за свое ремесло, и острова вновь сделались такими, каки-
ми были.
И после этого женщина-колдунья тотчас же пришла к царю и сказала ему:
«О любимый, подай мне твою благородную руку и встань». И царь отвечал
неслышным голосом: «Подойди ко мне ближе!» И когда она подошла вплотную,
царь обнажил меч и ударил ее в грудь, и меч вышел, блистая, из ее спины.
Потом царь опять ударил ее и разрубил пополам, и кинул ее тело на землю
двумя кусками, и вышел, и увидел заколдованного юношу, который стоял в
ожидании его, и поздравил его со спасением. И юноша поцеловал царю руку
и поблагодарил его, а царь спросил: «Будешь ли жить в твоем городе, или
пойдешь со мной в мой город?» — «О царь нашего времени, — отвечал юноша,
— а знаешь ли ты, каково расстояние между тобою и твоим городом?» — «Два
с половиной дня пути», — отвечал царь. И юноша воскликнул: «О царь, если
ты спишь, проснись! Между тобою и твоим городом целый год пути для спе-
шащего путника, и ты пришел в два с половиной дня только потому, что го-
род был заколдован. А я, о царь, не покину тебя ни на мгновение ока».
Царь обрадовался и воскликнул: «Слава Аллаху, который милостиво пос-
лал мне тебя! Ты мой единственный сын, так как я за всю жизнь не имел
ребенка».
И они обнялись, обрадованные до крайности, а потом пошли и пришли во
дворец; и царь, который был заколдован, приказал вельможам своего
царства снарядиться в путешествие и приготовить припасы и все, что тре-
бовалось по обстоятельствам. И они принялись собираться и собирались де-
сять дней, и юноша выступил с султаном, сердце которого пылало от тоски
по его городу, — как эго он его оставил! И они поехали, и вместе с ними
пятьдесят невольников и большие подарки, и путешествовали непрерывно,
днем и ночью, в течение целого года, и Аллах предначертал им безопас-
ность, так что они достигли города и послали известить везиря о благопо-
лучном прибытии султана. И везирь и войска выступили, после того как их
оставила надежда на возвращение царя, и войска, приблизившись к царю,
облобызали перед ним землю и поздравили его с благополучным прибытием. И
царь вошел и сел на престол, а потом он обратился к везирю и рассказал
ему все, что случилось с юношей, и везирь, услышав о том, что с ним про-
изошло, поздравил его со спасением; и тогда все успокоились.
И султан наградил многих людей и сказал везирю: «Позови ко мне рыба-
ка, что принес нам рыб». И послали к рыбаку, который был причиною осво-
бождения жителей города, и его привели, и царь его наградил и расспро-
сил, каково его положение и есть ли у него дети. И рыбак рассказал, что
у него есть две дочери и сын, и царь велел привести их и женился на од-
ной, а юноше дал другую дочь, сына же рыбака сделал казначеем. Потом он
дал назначение везирю и послал его султаном в город юноши, то есть на
черные острова, и отослал с ним тех пятьдесят невольников, что пришли
вместе с ним, и дал ему награды для всех эмиров. И везирь поцеловал ему
руки и в тот же час и минуту выступил, а царь и юноша остались. Что же
до рыбака, то он сделался самым богатым человеком своего времени, а его
дочери были женами царей, пока не пришла к ним смерть. Но это не удиви-
тельнее того, что произошло с носильщиком.