Эти необычные иллюстрации изданной в 1986 году белорусским издательством «Юнацтва» книги Змитрока Бядули «Клад» (или «Сокровище») нарисованы белорусским художником Селещуком. Сказок в книжке четыре — Иванушка-простачок, Клад, Музыкант и Блинчик с неба.
В этом сентябре исполнится ровно двадцать лет, как оборвалась жизнь одного из самых примечательных художников и книжных графиков Беларуси — Николая Селещука. Его внезапная смерть кажется тем трагичней, что случилась она на взлете его карьеры, во время поездки по Италии, одной из самых солнечных и жизнеутверждающих стран. Оставалось меньше года до пятидесятилетия, планировалась его первая персональная выставка в минском Национальном художественном музее. В компании белорусских художников и режиссеров, путешествующих по Неаполитанской Ривьере, велись нескончаемые разговоры об искусстве, о вечности, о роли художника в стремительном потоке времени — и невозможно было допустить мысли, что спустя несколько часов приливная волна Тирренского моря станет для одного из них роковой и остановит этот поток времени навсегда.
«Действительность одна, но истин, то есть выражаемых словами мнений о действительности, – бесконечное множество. Я чувствую тоску молчаливого зрителя, сумевшего проникнуть в мою душу…»
Николай Селещук
«Художник и зритель обладают общим кодом, гарантирующим его понятность. Таким кодом, на мой взгляд, должно быть изображение действительности, в которой живет человек…»
«У каждой эпохи есть свой уклад, понятие красоты и жестокости, радости и горя, суровости и мягкости. <…> Это документ эпохи, особенность того поколения, к которому я принадлежу. Нужно вскрыть негативные стороны нашего бытия, сохранить верность духу времени, сделать болезнь эпохи объектом изображения».
«Темы должны иметь глобальный масштаб. А человека надо воспринимать как неразгаданную тайну. Веря в благородство и силу духа человека, надо поднимать проблему его ответственности за все то, что он оставляет на земле».
У каждой эпохи есть свой уклад, понятие красоты и жестокости, радости и горя, суровости и мягкости. <…> Это документ эпохи, особенность того поколения, к которому я принадлежу. Нужно вскрыть негативные стороны нашего бытия, сохранить верность духу времени, сделать болезнь эпохи объектом изображения.
«Я искал мудрость, о существовании которой подозревал, гармонию благородной и высоконравственной духовности, роскошную сказочную страну большой притягательной силы, нечто от ведьминой таблицы умножения, от которой открываются двери и окна во все небеса, я видел в этом скрытую незаурядную силу. Это прекрасное откровение, мудрость жизни, в которой мы нуждаемся…»
