Дарья Герасимова «Талант доброты»

Наверное, каждый художник-иллюстратор, делающий книги для детей, на всю жизнь в глубине души остаётся ребёнком. Ольга Чайко, рассказывая о своем отце Владимире Конашевиче, вспоминала такой эпизод: «Однажды, возвращаясь из школы, я увидела, что папа ждёт моего возвращения у окна. Как только я вошла во двор, папа мне крикнул: «Стой и смотри, который дальше полетит». И из окна на меня полетела целая стая маленьких, склеенных из ватмана планёров различной конструкции.

«Папа, ты что, с ума сошёл!» — крикнула я, не отличавшаяся большой почтительностью. «Неужели правда сошёл с ума?» — думала я, с трудом пролезая в ореховый куст, куда залетел планёр самой удачной конструкции.

Когда я вошла домой с полным подолом планёров, неся в руке отдельно победителя, я услышала, как папа говорил маме: «Боже мой, Женечка, какая тоска, наша дочь становится взрослой» (1).

Владимир Михайлович Конашевич (20.05.1888, Новочеркасск — 27.02.1963, Ленинград) — русский художник-график, доктор искусствоведения, заслуженный деятель искусств РСФСР (1945). Создал индивидуальный, узнаваемый стиль оформления сказок, в котором яркость образов, витиеватые узоры и виньетки сочетаются с ироничным взглядом художника, умением увлечь ребёнка игровыми, живыми композициями, поэтичностью фантазии и красочной декоративностью рисунка.

Владимир Конашевич родился в Новочеркасске, в семье банковского служащего. Вскоре после его рождения семья переехала в Москву. Жили скромно. Снимали четырёхкомнатную квартиру на Садовой-Самотечной в доме казачьего генерала Дукмасова. Отец служил в Крестьянском банке, расположенном в том же доме. Это была простая, бесхитростная жизнь с визитами к тёткам, играми в детской, придумыванием сказочных историй про маленьких человечков, новогодними ёлками… Много лет спустя в блокадном Ленинграде Конашевич с нежностью вспоминал о такой ёлке из детства: «Мы с сестрой стояли на пороге столовой в немом, восторженном изумлении. Ёлка сверкала живыми огоньками свечек. Огоньки отражались искрами на золотом и серебряном дожде, на позолоте орехов, блёстках коробочек и золотой обёртке шоколадных конфет. Крымские яблочки вертелись на своих нитках вправо и влево, показывая то жёлтые свои, то красные бока; а наверху сияла серебряная стеклянная пика…» (2). Как и многим мальчишкам, будущему художнику в те годы нравилось рисовать исключительно лошадей и сражения.

В 1897 году семья переехала жить в Чернигов — отец поссорился со своим начальником князем Кудашевым (управляющим банком), отказавшись провести не вполне законную операцию. В Чернигове Конашевич окончил реальное училище. Он с удовольствием занимался математикой, играл на скрипке. Увлекаясь символизмом и романтизмом, переписывал в тетрадь стихи Фета и Блока. Брал частные уроки у художника Ивана Ивановича Михайлова, затем стал заниматься у живописца П.Д.Цыганка.

В 1908 году Владимир Михайлович был зачислен в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (1908-1913). Отец очень хотел видеть его архитектором, поэтому Конашевич поступил на архитектурный факультет. Однако «после бурной переписки с отцом, презрев увещевания инспектора училища Гиацинтова» (3), перешёл на живописное отделение (учился у К.А.Коровина и С.В.Малютина).

Странное дело, учёбой Конашевич был разочарован: «В училище мне показалось как-то скучнее, чем я ожидал. И хоть я старательно писал по утрам и рисовал по вечерам, но делал это без ожидаемого воодушевления» (4). Возможно, это разочарование было вызвано тем, что многие преподаватели училища находились в растерянности и не знали, чему следует учить студентов, когда в мире то и дело возникают новые и новые художественные течения: кубизм, супрематизм, лучизм… А среди учащихся были такие известные впоследствии представители «левого искусства», как Ларионов (5), Бурлюк (6), Гончарова (7)…

В 1915 году Конашевич переехал в Петроград. Вместе с С.В.Чехониным и Н.А.Тырсой он расписывал Юсуповский дворец (1915-1917), ряд петербургских особняков, принимал участие в реставрации Павловского дворца-музея, устраивал выставки. Три года занятий декоративными работами позднее ярко проявились в его подходе к оформлению детских книг.

Первой детской книгой Владимира Михайловича стала «Азбука в рисунках В.Конашевича» (1918). Как вспоминала дочь художника, «Азбука» родилась из писем, которые Конашевич писал жене, уехавшей с дочкой к родным на Урал и застрявшей там на долгое время (Урал оказался отрезан армией Колчака): «Папа писал маме письма, а мне присылал картинки. На каждую букву алфавита. Мне было уже четыре года, и, очевидно, он считал, что пора уже знать буквы. Позднее эти картинки были изданы под заглавием “Азбука в картинках”» (8). В отличие от композиционно сложной «Азбуки» Александра Бенуа, Конашевич создал книгу, выстроенную при помощи крупных изображений предметов и животных, нарисованных акварелью. В том же году он проиллюстрировал книгу Е.Е.Соловьёвой «Розовая азбука», более живую, сделанную литографским карандашом с написанным от руки текстом. Предмет на рисунке в детской книге, считал Конашевич, должен быть показан полностью, «чтобы все его части были видны» (9). Перспективные искажения недопустимы, а цвет должен быть локальным, без светотени. «Композиция должна быть проста и непосредственно вытекать из самого действия, заключённого в тексте. Только этим будет достигнута необходимая ясность. Ребёнок с первого взгляда должен «понимать» картинку, то есть уяснить себе изображённое на ней событие» (10). Этот принцип закладывается уже в первых его работах.

Затем на какое-то время Конашевич отходит от детской книги. Для изданий «Народной библиотеки» он делает иллюстрации пером к «Бежину лугу» И.С.Тургенева, «Женитьбе» Н.В.Гоголя, создаёт многочисленные обложки для книг и брошюр Государственного издательства, оформляет произведения новой советской литературы («Великое таинство», «Научился» К.Федина). Для издания тургеневской повести «Первая любовь» он выбирает небольшой формат и рисует не только иллюстрации, но и маленькие виньетки, добиваясь особого лирического настроения, созвучного тексту книги. В числе других значительных работ того времени: «Помещик» И.С.Тургенева, «Белые ночи» Ф.М.Достоевского. Все эти книги Конашевич делает в разных графических техниках, пытаясь найти свой изобразительный язык, индивидуальный голос художника-иллюстратора. Самой большой удачей можно назвать сборник стихотворений А.А.Фета. «Если бы Конашевич, — писал его современник Э.Голлербах, — ничего не сделал, кроме Фета, «Первой любви» и «Помещика», то и тогда бы его имя запомнилось в истории иллюстрационного искусства» (11). Для этого сборника Конашевич сам подбирает стихотворения, а иллюстрации делает, где-то едва касаясь бумаги и чуть намечая контуры фигур и действие прерывистыми, лёгкими линиями, где-то прибегая к эмоциональной, густой штриховке; он создаёт своё — визуальное поэтическое повествование. Не случайно исследователь его творчества Ю.Молок писал, что рисунки Конашевича к стихам Фета «остались в истории русской графики как превосходные лирические страницы… где художник не побоялся состязаться с поэтом» (12).

В годы, когда создавались эти книги, Владимир Михайлович служил помощником хранителя Павловского дворца-музея (1918-1926); составлял путеводители по Павловску; создавал станковые работы; преподавал в Академии Художеств рисунок и руководил литографской мастерской (1921-1930). Техникой литографии Конашевич владел мастерски — серии его станковых литографий и рисунков «Улицы», «Павловская шпана», «Мелкие рассказы», «К 10-й годовщине Октября» (1926-1927) не только участвовали в нескольких выставках, но и были приобретены Третьяковской галереей и Русским музеем. А за серию литографий «Павловский парк» (1921-1925) он даже получил почётный диплом на международной выставке декоративных искусств в Монца-Милане (1927).

Как иллюстратор детской книги Владимир Михайлович начал активно работать с 1922 года. В том году с его иллюстрациями вышло несколько сказок Шарля Перро («Кот в сапогах», «Мальчик с пальчик», «Красная Шапочка») и «Сказка о рыбаке и рыбке» А.С.Пушкина. В книжках этих — нарядных, изысканных — прослеживались традиции художников объединения «Мир искусства». Печатались сказки в Берлине, на хорошей бумаге, при помощи офсетной печати (которой в России тогда ещё не было), позволявшей воспроизвести все нюансы лёгкого акварельного рисунка, но в прессе подвергались нападкам за то, что были сделаны «скорее для библиофилов, чем для детей» (13).

В том же году по приглашению Бенуа Конашевич принял участие в выставках «Мира искусства» в Петрограде, где стал членом этого общества. Близость к эстетическим ценностям дореволюционной книжной графики отличала Владимира Михайловича от большинства его ровесников, приходивших в детскую книгу после знакомства с миром рекламы и агитационного плаката. Вместе с тем, Конашевича, самого молодого из «мирискусников», в подходе участников этого объединения к оформлению изданий для детей многое не устраивало. В его собственных работах отсутствовала отстранённая «красивость», там возникал тёплый, уютный для ребёнка мир. Ю.Герчук очень точно подмечал, что в книгах Конашевича не было «иронически-снисходительного тона взрослых», который в той или иной мере был присущ книгам «мирискусников», но было умение «играть с детьми в одинаково весёлые для них и для него игры» (14).

Следующие цветные детские книги Конашевича выходили уже в России, и иллюстрации к ним он, как и все художники того времени, делал при помощи литографии. После знакомства в 1923 году с С.Я.Маршаком Владимир Михайлович оформил несколько его книг: «Сказка о глупом мышонке», «Кривоносый», «Петрушка-иностранец», «Три зверолова». Самой большой удачей стал «Пожар» (1923), в котором, пользуясь всего тремя цветами — красным, жёлтым и чёрным, Конашевич создал яркое, динамичное и весьма зрелищное действие. Интересно, что критика оценила эту работу выше многих книг Владимира Лебедева: «В «Пожаре» есть то, чего нет, например, даже в красивых тоже лебедевских: теплоты близкого присутствия детей…» (15). Впоследствии Конашевич неоднократно возвращался к этой книге, пытаясь сделать новые иллюстрации. К сожалению, не всегда эти попытки были удачными.

Примерно в те же годы состоялось знакомство художника с Корнеем Ивановичем Чуковским, переросшее затем в дружбу, тесное сотрудничество, а иногда и соавторскую работу по созданию книги. Между тем, начало этого знакомства было не очень приятным. Чуковскому крайне не понравились рисунки Конашевича: «Третьего дня пошёл я в литографию Шумахера <…> и вижу, что рисунки к «Мухе-цокотухе» так же тупы, как и рисунки к «Муркиной книге». Это привело меня в ужас», — записал Корней Иванович в дневнике (16). Чуковский поехал в Павловск знакомиться с художником (17)…

Несмотря на все разногласия, два мастера — художник и поэт — создали множество замечательных книг: «Мухина свадьба» (1924), «Путаница» (1926), «Муха-Цокотуха» (1927), «Барабек и другие стихи для детей» (1929), «Тараканище» (1929), «Телефон» (1934), «Мойдодыр» (1938), «Чудо-дерево» (1944) и другие. Нередко для очередного переиздания той или иной книги Конашевич делал новые иллюстрации. Например, комарик в одной из первых книжек про Муху-Цокотуху из сказочного рыцаря превратился, в духе времени, в бравого красноармейца…

В середине 1920-х годов Конашевич увлёкся гравюрой на дереве. В этой технике он сделал несколько книг, в том числе «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Н.В.Гоголя, сборник сказок А.С.Пушкина. В начале 1930-х художник вновь обратился к взрослой литературе: «Избранные произведения» А.П.Чехова, «Сирень цветёт» М.М.Зощенко, «Стихотворения» Г.Гёйне, «Города и годы» К.Федина, «Повесть» Б.Л.Пастернака — вот далеко не полный список книг, проиллюстрированных им в тот период. Самыми яркими, поэтичными стали литографии к повести А.Ф.Прево «Манон Леско» (1931), которые в 1937 году на Всемирной выставке в Париже были отмечены Золотой медалью.

«Художник должен отвечать за каждую свою линию. Как бы легко и свободно ни был сделан рисунок, в нём всё должно быть на своём месте и как раз в меру: ни убавить, ни прибавить!» — писал Конашевич (18). «Я просто выбрасываю готовый рисунок, если он хотя бы частично не удался. Не переделывая, не исправляя старого рисунка, я вновь рисую на чистой бумаге. Этим и достигается непосредственность и свежесть, если она у меня когда-нибудь бывает» (19). На протяжении всей жизни художник очень легко переключался с одной работы на другую. Спустя какое-то время возвращался к старым рисункам, переделывал их (20).

Творческая жизнь Конашевича не была спокойной и мирной. Несмотря на признание его заслуг на международных выставках, в родном отечестве всё было отнюдь не просто. После появления в «Правде» от 1 марта 1936 года статьи о «художниках-пачкунах» в прессе начались активные нападки на Конашевича, Владимира Лебедева, Татьяну Маврину, Юрия Васнецова и многих других художников. В формализме обвинялись те, кто посмел иметь не безликий стиль рисования, а свой собственный, яркий, индивидуальный. Гневную статью «Против формализма и штампа в иллюстрациях к детской книге» напечатал журнал «Детская литература». Владимира Михайловича заклеймили в ней как компрачикоса, губящего своим искусством детские души: «В рисунках, предназначенных для дошкольников, художник совершенно не учитывает особенностей их восприятия. Его совершенно не интересуют зрители», — возмущался анонимный автор. — «Формалистичность метода В.Конашевича сказывается во всех работах этого художника» (21). В прессе то и дело появлялись статьи с несправедливыми рецензиями на творчество художника (22).

Конашевич глубоко переживал эту травлю, ведь он необычайно серьёзно относился к своей работе. «Я твёрдо уверен, что с ребёнком не нужно сюсюкать и не нужно карикатурно искажать формы. Дети — народ искренний, всё принимают всерьёз. И к рисунку в книжке относятся серьёзно и доверчиво. Поэтому и художнику надо к делу относиться серьёзно и добросовестно» (23).

Несмотря на все нападки, он продолжал идти по раз и навсегда выбранному пути — рисовал новые детские книги, занимался педагогической деятельностью. Сначала преподавал и руководил мастерской в Школе народного искусства (1916-1919), затем — в Академии Художеств (1921-1930, 1944-1948). Кроме того, писал акварелью, рисовал красками и тушью на китайской бумаге, ведь знанию натуры он придавал огромное значение: «Художник книги без постоянной работы с натурой существовать не может. В противном случае его искусство выродится во всякие отвлечённости, росчерки и вензеля» (24).

С детскими журналами Конашевич сотрудничал постоянно. Он делал иллюстрации для первого советского журнала для детей «Северное сияние», который выходил под редакцией М.Горького. Рисовал для «Чижа» и «Ежа», «Весёлых картинок», «Мурзилки»…

Война застала художника в Павловске. Уже перед самым наступлением фашистских войск он успел уехать оттуда в Ленинград, где и провёл всю войну. Среди умирающих друзей и близких он, не теряя веры в победу, продолжал работать: иллюстрировал детские книги, писал воспоминания о детстве — о сестре Соне, умершей в блокадную зиму, о родителях, тётках, новогодней ёлке, куклах… «По контрасту с этим почти постоянным громом и ужасом так сладко вспоминается тишина и мир нашей детской жизни, вставленной в более прочное и спокойное внешнее обрамление» (25). Устраивал выставки — в 1943 году в Союзе художников представил около трёхсот работ (26). В 1943-1944 гг. вместе с другими художниками оформлял Военно-медицинский музей, делал рисунки для «Атласа переливания крови» (27), писал портреты солдат.

1945-й победный год оказался для Конашевича необычайно счастливым. Закончилась война. Прекратились нападки в прессе. Ему было присвоено звание заслуженного деятеля искусств РСФСР. Он защитил докторскую диссертацию по искусствоведению. Началась мирная, ничем не омрачаемая жизнь — и новое творчество.
Книги «Дедушка Рох» (1958), «Старик-годовик» (1959) В.И.Даля, «Муха-Цокотуха» (1960) К.И.Чуковского, «Сказки» (1961) А.С.Пушкина получали дипломы Всесоюзных конкурсов как лучшие по художественному оформлению и полиграфическому исполнению издания. Рассказывая о том, как он придумывает рисунки, Конашевич признавался: «есть художники, которые изобретают и думают с карандашом в руке… <…> Я художник другого склада. Раньше, чем я возьмусь за карандаш, я должен выяснить всё заранее, представить себе мысленно уже готовый рисунок во всех деталях…» (28). Именно поэтому его не устраивали многие из готовых рисунков, ведь задумка часто кажется ярче, чем воплощение: «Ни одна из моих удач не кажется мне и не казалась несомненной, ни одна не была полной. Может быть, потому, что мне никогда не удаётся сделать так, как задумано», — писал художник в конце жизни (29).

Корней Чуковский вспоминал, что часто, перед тем как начать рисовать, Конашевич играл на скрипке. Один, без слушателей он играл своих любимых Баха, Чайковского, Шуберта…

Оформление сказок Пушкина стало для художника одной из ответственнейших работ, в которой в полной мере проявились его мастерство и огромный талант. Он всегда проникает в самую суть, основу сказки, наполняя свои иллюстрации ярким драматизмом и образностью. Есть мнение, что именно он «как художник истинно детский, окончательно закрепил эти сказки за детьми» (30).

Подготовительная работа была огромной. Исследователь Л.Громова обращала внимание на то, что, кроме поиска пластического решения иллюстраций, Конашевич проводил настоящие научные изыскания, анализировал тексты Пушкина. Так, например, на одном из рисунков к «Сказке о золотом петушке» он изобразил царя с шутом играющими в шахматы. В окончательном варианте этой сцены у Пушкина не было, однако она была в одном из черновиков. «“Восстановив” её в иллюстрациях, художник не стремился продемонстрировать свои познания. Он хотел заинтересовать читателя, быть может, несколько его озадачить и тем самым побудить к самостоятельным поискам» (31).

За книги «Плывёт, плывёт кораблик» и «Сказки старого Сюня» на международной выставке книжного искусства в Лейпциге Конашевич получил Серебряную медаль. Сборник «Плывёт, плывёт кораблик» Ю.Молок называл «главной детской книгой Конашевича», в которой тот не только создаёт удивительно яркие, красочные, радостные иллюстрации, но и «возрождает традицию книжки-картинки, с которой начиналась советская детская книга, и возвращает себе власть над маленьким зрителем, снова доверяясь его фантазии, снова обращаясь к его поэтическому чувству» (32).

Дочь Конашевича вспоминала такой случай: как-то раз в Павловске в годы гражданской войны отец оказался между двух воюющих, стреляющих друг в друга армий: «Оглядевшись, папа увидел, что находится между двумя цепями солдат, переползающих, хоронясь за кустами, навстречу друг другу. Папа так растерялся, что продолжал идти во весь рост тем же размеренным шагом» (33). Через все нападки и травлю художник прошёл так же размеренно и внешне спокойно, ни под кого не подстраиваясь и оставаясь самим собой не только в любых жизненных ситуациях, но и в творчестве, сохранив до конца своих дней умение радоваться жизни и умение передать эту радость детям. «Ваше чудотворное искусство, — писал Конашевичу К.И.Чуковский, — воспитывает в детях вкус, чувство красоты и гармонии, радость бытия и доброту. Потому что помимо всего Ваша живопись — добрая, в каждом Вашем штрихе, в каждом блике я всегда чувствовал талант доброты — огромное, в три обхвата сердце, без которого было бы никак невозможно Ваше доблестное служение детям» (34).

источник