Иллюстратор Андрей Геннадиев
В многообразной и неоднозначной по своей структуре художественной жизни России последнего десятилетия порой трудно обозначить ориентиры, заключающие в себе то высокохудожественное начало, которое явилось бы точкой отсчета и определило бы движущие силы современных творческих процессов. И как ни парадоксально, а по-человечески просто печально, имена и творчество ведущих мастеров, так называемого «неофициального» искусства, заявивших о себе еще в семидесятые годы, только сегодня открываются широкому кругу зрителей.
Среди художников этого ряда творчество мастера из Санкт-Петербурга Андрея Борисовича Геннадиева, с нашей точки зрения, заслуживает более пристального и серьезного внимания.
Андрей Геннадиев вошел в художественную жизнь Ленинграда в начале семидесятых годов. Его человеческая и художническая судьба, как и у большинства его сверстников, не влившихся в общее русло «официального» искусства, нарушивших «узаконенные» рамки дозволенности, складывалось сложно, порой трагично.
После участия в скандальной выставке во Дворце культуры имени И.И. Газа (1974 г.), где впервые объединились творческие силы «левого» искусства, А. Геннадиев попадает в «черный» список запретных художников. Можно предположить дальнейшую судьбу молодого автора, когда изначально его искусство было обречено на замалчивание. Вспоминается одно из ранних живописных полотен художника, где он как бы отождествляет свою жизнь с судьбой своего героя. Он также как и его «Странник» в путешествии, предначертанном ему свыше, стремится в прекрасную таинственную страну Мечты. В духовных исканиях художника ему противостоит другой — реальный мир горькой, а порой жестокой, действительности, выразителем, которого на холсте являются искаженными гримасами маски. Множественность их, олицетворяющая грани человеческих чувств, усугубляет драматизм образа единой судьбы человека, нашедшего в себе силы «переступить» через все мелкое, ничтожное, суетное, недостойное его высоких помыслов. Такая жизненная позиция давала силы Геннадиеву творить как бы вопреки.
Продолжая поиски своего пути в искусстве, А. Геннадиев изучает наследие западноевропейских и русских художников, представленных в коллекциях Эрмитажа и Русского музея. Искусство нидерландских художников XVI-XVII вв., голландской живописи XVII века, с её вершиной — искусством Рембрандта, творчество испанских художников Эль Греко и Веласкеса. Особое место в этом ряду занимает искусство и личность ярчайшего представителя Северного Возрождения Альбрехта Дюрера. Наряду с изучение наследия западно-европейских художников А.Геннадиев исследует творчество русских мастеров петровского времени, художников «Мира искусства». В то же время он остро реагирует на то новое, что происходит в современных ему художественных процессах. Казалось бы диапазон художественных пристрастий А.Геннадиева довольно широк и многообразен. Художник в каждом из них находит тот необходимый ему «кирпичик», из которых постепенно выстраивает свое мироздание, вырабатывая индивидуальное художественное видение, почерк. Оба музея стали для художника своеобразной Высшей школой мастерства. Постигая тайну рукотворчества великих предшественников, молодой автор обогащает свои знания, воспитывает вкус, совершенствует свое мастерство. Поэтому вполне объяснимы присутствие в его ранних работах классических реминисценций, как в пластике, так и в некоторой возвышенности интонации в трактовке темы произведения. При определенной ретроспекции мир образов, создаваемых художником на плоскости, не обладает реставрированной исторической достоверностью. Мастеру удается передать дух эпохи, ее аромат, наполнить образ своими чувствами, опосредованными историко-литературными ассоциациями.
Герои ранних романтических произведений А. Геннадиева несут в себе тот мятежный дух, который свойственен натуре самого автора. В графическом листе «Битва» выражен момент открытого противостояния, где в своей извечной близости сосуществуют борьба и страдание. Используя принцип декоративного построения композиции, колорита, художник емко и впечатляюще передает экспрессию сцены сражения, раскрывая горечь и драматизм битвы. В изображении многофигурной композиции превалирует линия. Тоном, прозрачной акварелью художник слегка моделирует объемы форм. Пространство решается не в глубину, а разворачивается вверх на плоскости листа, при этом фигуры воинов почти «барельефно» выступают на фоне драпировки из цветных тканей. Подобный изобразительный подход в дальнейшем определит его пластическое мышление, художественный язык.
Понимая всю тщетность борьбы, бессмысленность «честного и открытого поединка», А. Геннадиев все более замыкается в себе. Общая, сгустившаяся атмосфера недоброжелательства вокруг художника, отсутствие постоянного заработка, наконец, несбыточность желания обрести своего зрителя, еще более усугубили пессимистические настроения художника. Обращение А.Геннадиева к философии, религии, астрономии в свою очередь ускорило процесс трансформации его сознания. В произведениях художника все явственней звучат мотивы судьбы, рока. Не случайно в этот период повышается интерес художника к культуре древнейших цивилизаций. А изучение древних религиозных канонов в искусстве повлияло в дальнейшем на все его творчество в целом.
Знаменателен для переходного периода его «Автопортрет в рыцарских доспехах». В нем, двуликое изображение как бы выражает две возрастные ипостаси человека. Используя классическую аллегорию в трактовке образа, в виде фигур единорога и льва, художник затрагивает одну из вечных тем нравственного, духовного становления мастера. Символом города в автопортрете воспринимается шлем в виде типового петербургского дома для «именитых», что еще раз подчеркивает неотделимую внутреннюю связь с родным городом, его историей и культурой. Художник, отстраняясь от действительности, все более погружается в мир вымышленный, преобразованный его фантазией. В его произведениях по прежнему присутствует «дух» рыцарства, но теперь его герой рыцарь-одиночка, рыцарь-страдалец, некий Дон-Кихот.
Полотна и графические листы А. Геннадиева наполняются образами странствующих акробатов, рыцарей, загадочных дам, фантастических животных. Силой воображения, духовного постижения сути явлений, художник раскрывает «великое многообразие планов бытия». Он создает на плоскости новые миры, где смещаются пространства, разрушаются временные и событийные рамки, где малое, казалось бы, незначительное событие перерастает в космическое явление. Образ обобщается до художественной формулы, а введенный символ становится своеобразным смысловым «кодом», видимым знаком в раскрытии идеи произведения. Художник словно воздвигает незримую защитную стену, открываясь лишь человеку чуткому, духовно ему близкому.
Художника всегда интересовал человек, а в человеке и во взаимоотношениях между людьми, прежде всего духовное начало. В его произведениях обычно нет действия, а есть действо, таинство внутренних взаимосвязей героев, при их, казалось бы, внешней отстраненности. Всматриваясь в застывшие лица, которые скорее напоминают людские лики, возникают ассоциации с образами иконописи. Обращение художника к традиции русской иконы логически оправдано всем предшествующим его развитием. По мнению А. Геннадиева, в древнерусском искусстве, как ни в каком другом, выражено высшее устремление души, сила человеческого духа. В сущности, творческие искания А. Геннадиева направлены в глубину духовно-философского осмысления мира. Мир огромен. Человек же малая частица мироздания, микрокосмос в огромном пространстве Вселенной. В то же время разум дает человеку неограниченные возможности. Он способен осмыслит мир, себя в нем, понять свое предназначение.
Процесс дальнейшего самоуглубления, духовной сосредоточенности у художника, несомненно, отразился на его искусстве. Это внутреннее состояние творческой деятельности души прекрасно проанализировал в свое время поэт К. Бальмонт, обращаясь к поэзии Ф. Тютчева, своего великого предшественника: «Тютчев понял необходимость того великого молчания, из глубины которого, как из очарованной пещеры, озаренной внутренним светом, выходят преображенные прекрасные призраки».
Не случайно эпиграфом к каталогу художника стали тютчевские строки:
Молчи, скрывайся и таи
И мысли, и мечты свои…
Лунный капитан А. Геннадиев все более замыкается в создаваемых им образах. Его холсты (листы) наполнены символическим смыслом. В них почти всегда присутствует момент таинственности, доля неразгаданности и в то же время их внутренняя сила заставляет нас сопереживать, соучаствовать. Наверно, необязательно, да и попросту не хочется разгадывать смысл знаков-символов, которые органично «вплавляются» художником в образную структуру произведения. Достаточно почувствовать излучаемый «духовный заряд», при этом испытать высокую радость сопричастности рождению Красоты. Мир образов А. Геннадиева при всей их драматичности в конечном итоге волей художника приводится к логичному равновесию, создавая представление о внутренней согласованности, разумности устройства мира. Яркой иллюстрацией может быть серия работ, условно названная нами «Христианской». В нее входят натюрморты, архитектурные мотивы, оригинальные композиции. В основу ее содержания легли религиозно-философские воззрения мастера.
При всей рациональности построения, лаконичности самого изобразительного языка произведения художника этой серии обладают высоким чувственно-эмоциональным воздействием. Поэтому так важен для Геннадиева цвет, его звучание. А. Геннадиев изучал теорию цвета древнерусских мастеров, художников начала XX века. Позднее он приходит к своей цветовой концепции. Используя возможности цветовой палитры, варьируя и усложняя колористическое решение произведения, А. Геннадиев стремится в рамках одного сюжета выразить всю полноту чувств и переживаний, раскрыть драматургию человеческого страдания. А найденная мастером адекватная его идеям художественная форма выражения, ее стилистические особенности позволяют ему свободно претворять их в видимые образы-символы.
Расширяется круг его интересов: живопись, станковая и книжная графика, декоративно-прикладное и театральное искусство. К какому бы жанру или виду искусства не обращался Геннадиев, его произведения всегда узнаваемы. Они притягивают своей цветовой изысканностью, внутренней культурой, цельностью образов и виртуозностью исполнения.
Но главное в творениях художника — эмоционально-смысловое содержание, та проникновенная глубина чувств, духовная напряженность мысли, рожденная высотой помыслов мастера, устремленных ввысь, в синеву неба, которые не могут оставить безучастным человека, возвышая его дух, определяющий нравственные критерии бытия.
Новаторское искусство Андрея Геннадиева глубоко национально, в том широком понимании национального русского, как части всей мировой общечеловеческой культуры.
Дементьева Г., искусствовед
Музейные собрания, в которых находятся произведения А. Геннадиева
Библиотечный музей, Москва.
Велико-Сорочинский литературно-мемориальный музей Н.В. Гоголя. Миргородский район, с. Великие Сорочинцы.
Галерея изящных искусств. Лодзь, Польша.
Государственная картинная галерея Армении. Ереван.
Государственная картинная галерея. Гейдельберг, ФРГ.
Государственная картинная галерея. Тбилиси, Грузия.
Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина. Москва.
Краевой художественный музей им. А.В. Луначарского. Краснодар.
Кремона Фонд. Мериленд, США.
Литературно-мемориальный музей Ф.М. Достоевского. Санкт-Петербург.
Метрополитен музей. Нью-Йорк, США.
Музей-квартира А.С. Пушкина (филиал Всероссийского музея А.С. Пушкина). Санкт-Петербург.
Музей современного искусства. Колон, Западная Германия.
Областная картинная галерея. Вологда.
Областной музей изобразительных искусств. Архангельск.
Частная коллекция Петера и Ирэны Людвиг. Аахен, Германия.
Ярославский художественный музей. Ярославль.
