Журнал «Культура портал» № 11 (7419), 24 марта 2004 г
Виктор Пивоваров
Виктор Пивоваров, хотя давно уже не живет в России, и сегодня остается одним из действенных, влиятельных лиц и в русском интернациональном художественном сообществе, и в музейной жизни Москвы, только что почтившей мэтра открытием персональных парных выставок в Третьяковской галерее и галерее XL . Как ему это удается, художник рассказал нашему корреспонденту.
— Живя в Праге, как часто вы бываете в Москве?
— Это прежде всего вопрос денег. Дорога очень дорогая: как ни парадоксально, билет на самолет стоит практически столько же, сколько до Нью-Йорка. Я стараюсь приезжать каждый год, вначале же, когда это было доступнее, появлялся даже дважды в году. Я очень дорожу дружескими контактами, и меня интересует, что происходит в искусстве. Но в последние года два-три я почти потерял этот контакт и стал плохо разбираться в том, что здесь происходит.
— Я, например, не знал, что вы с такой периодичностью приезжаете в Москву…
— У меня здесь даже было четыре выставки! Это были небольшие галереи, отдельные циклы… Репрезентативный показ ведь стоит денег, но не было институции, которая бы взяла на себя расходы по перевозке и т.д. Поэтому я придумал делать выставки «из воздуха». Первую выставку сделал из ксерокопий разных картинок: из журналов, книг, моих собственных рисунков. Вторую выставку я привез в кармане. Это были альбомные листы из цикла «Действующие лица», которые сейчас выставлены в Третьяковке. Альбом я расклеил, он занял маленький конвертик, но получилась полноценная выставка. Третью выставку, «Урок китайского», я привез под мышкой. Это были свитки, свернутые в рулон.
— Последней акцией подобного рода было присутствие галереи «Пальто» на вашем вернисаже — художника, продававшего ваши работы прямо из-под полы пальто.
— Мне очень это понравилось!
— Ваше искусство концептуально, оно, по определению, связано с отстранением, с возможностью посмотреть как бы извне на происходящее — в данном случае в Москве, где вы провели большую часть жизни. Поспособствовала ли жизнь в Праге усилению этого отстранения?
— Думаю, что способствовала как отстранению, так и приближению. Когда ты находишься вне предмета, ты, с одной стороны, способен к рефлексии, способен увидеть этот предмет целиком, но одновременно он становится тебе ближе — потому что у тебя его нет! Ты больше подвержен любви к предмету.
— Меня потрясло ваше открытое письмо издателю журнала «А — Я» Игорю Шелковскому (опубликованное в книге «О любви слова и изображения») — в первую очередь глубиной осознания проблем современного отечественного искусства. Вы считаете себя пессимистом? С вашей точки зрения, сейчас все так же плохо?
Виктор Пивоваров «Беглец»
— Это письмо может звучать пессимистически, но это не единственный его уровень. Да, оно написано в жесткой манере. Но сам я — оптимистический пессимист. Такая капля здорового отчаяния всегда необходима. Что касается изменений, не знаю — в Москве так быстро меняются жизнь и культура, которая все более становится молодежной. А я даже не имею понятия о том, каким видится молодым людям мое поколение.
— Какую страну сейчас вы бы назвали самой благодатной для восприятия современного русского искусства?
— Тут не может быть никаких сомнений: Германия. Никто не дает столько, сколько Германия с ее огромными амбициями быть центром новой Европы. Несмотря на денежные кризисы, последние годы там делается огромное количество выставок, изданий, не говоря уже о таких мероприятиях, как «Москва — Берлин». Нигде в мире нет людей, которые так хорошо знают русское искусство. Это специалисты, иногда превосходящие даже русских по познаниям.
— Прага, по меткому определению одного из писавших о вас журналистов, — «внутренний карман европейского пиджачка». Вы в этом кармане, в чешской художественной жизни, по собственному признанию, — одна из центральных фигур. А какое качество вы бы выделили в ней как главное?
— Меня крайне уважительно там воспринимают. Я не могу пожаловаться на невнимание; у меня было большое количество выставок и публикаций в Чехии. Но я все равно остаюсь белой вороной. Я как бы «свой чужой»: все-таки я не чешский художник. Сам я себя определяю как «русский художник, живущий в Праге». Вообще время движется к тому, что деление искусства «по национальному признаку» становится анахронизмом. По этой линии практически не делается выставок. Вы знаете, чешские художники очень талантливы в смысле эстетическом, ремесленном. Они и русских, которых там, кстати, очень много, засунут за пояс. Но с переменами в Европе в последние годы Прага становится провинцией. Раньше она была каким-то самостоятельным «телом», может быть, малозаметным, но самостоятельным. А сейчас, будучи провинцией Европы, она получает совершенно иной духовный статус. Художники переживают это очень болезненно.
— А нет ли у вас аналогичного ощущения провинциальности относительно русского современного искусства?
— Не могу сказать. Боюсь оказаться голословным.
