«Черная курица…» в картинках и на экранах

Сказка Антония Погорельского всегда достойна почестей, но в этом году ей к тому же исполнилось сто девяносто лет. Скорее всего, она не была «первой русской литературной сказкой» (даже выговорить нелегко), но это мало что меняет. Она давно стала символом — загадочным, как русская душа, и глубоко романтическим, как немецкая.

Купить в Лабиринте

Это очень странная книга. Многие из ее странностей видны сразу, это, в сущности, первое, что захватывает читателя. Сказка совсем из другого времени, даже, кажется, места. Сказка, написанная очень церемонным языком — теперь она звучит как иностранная, переводная. Сказка, наполненная необычными, волнующими образами, атмосферой. Кроме этих, явных, есть и другие удивительности.

Первая — спорное «первенство». Заглянем в разные сборники, там за право назваться первыми литературными начнут спорить, ну, скажем, сказки Карамзина. Это лишний раз подтверждает — не надо верить стереотипам. А еще — будучи непривычным, необычным, можно победить и в других категориях.

Иногда книгу называют еще нашей «первой авторской сказкой для детей». Такое обозначение корректнее, так «Черная курица…» может убедить всех без оговорок. Ведь сказки Карамзина, это истории, которые не предназначались специально для детей.

Заговорили об «авторских сказках», перейдем к автору. Он тоже весьма загадочен. Никакой не Погорельский, на самом деле, а Перовский. Учитывая, что еще два-три десятка лет назад писателя называли малоизвестным, а массовая популярность к нему так и не пришла (и не придет), о странном двойничестве и биографии Перовского стоит вспомнить подробнее.

Он был внебрачным сыном дворянина Алексея Разумовского, но обстоятельства рождения, похоже, не слишком сказались на его судьбе. В том смысле, что в ней не найдешь жестоких драм или мучительных слез «незаконнорожденного». Погорельский-Перовский жил неярко, но счастливо. Просмотрев главы этой жизни, можно заключить — он ее любил.

Он был талантливым ребенком; отец добился, чтобы отпрыск, который даже не носил его фамилии, стал образованным дворянином. В двадцать лет Перовский переводит на немецкий «Бедную Лизу» Карамзина, потом служит коллежским асессором в Петербурге, потом ездит по России, потом служит в Москве, а в войну 1812 года становится казачьим офицером. Выдержав, между прочим, жесткую переписку с отцом.

В следующем году Перовский в Германии, служит уже в уланском полку и назначен адъютантом русского генерал-губернатора Саксонии. В Дрездене Перовский проживет больше двух лет. Здесь, вероятно, он и познакомился с первыми рассказами Гофмана, а позднее сам станет русским Гофманом. Вернувшись в Россию, попробует себя в литературе. Еще возьмется за воспитание племянника — будущего писателя Алексея Константиновича Толстого.

Две линии — литературные опыты и воспитание племянника — соединятся в «первой авторской сказке», ведь воспитаннику Перовский ее скорее всего и предназначил. Добавим линию третью — заграничное влияние. Первые истории Перовского были с явным романтическим, гофмановским оттенком. Может быть, кроме «Лафертовской маковницы», обрадовавшей Пушкина. Но «презабавная сказка» (так назвал ее Жуковский) про черную курицу — не исключение.

Почему же Погорельский? Погорельцы — наследное имение Перовского, где он жил с сестрой и племянником. Это название он использовал для псевдонима. Первыми публикациями стали сборник из трех новелл «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» (1828) история-отрывок «Посетитель магика» (1829) и сказка «Черная курица, или Подземные жители» (1829).

Писал Погорельский, к сожалению, мало, медленно, больше того — в поздние годы относился к архиву беспечно. Настолько, что это стало сюжетом анекдота-легенды. Говорили, управляющий его имением извел бумаги барина на котлеты «в папильотках». «Черную курицу…», однако, на котлеты не пустили, к тому времени она была благополучно издана и любима.

Теперь подойдем к самой главной, может быть, тайне. Нет, она не связана с масонами, хотя отец Погорельского был из них, и в сказку наверняка что-нибудь попало, чему и посвящена статья Николая Подосокорского. Сейчас важнее, что «Черную курицу…» толком не иллюстрировали долгие сто лет с момента ее появления.

Отсутствие интереса в послереволюционные годы объяснить легко, но почему книгу пропустили мирискусники — загадка. И все же до революции картинки встречались; одна, по крайней мере, есть в выложенном в сеть экземпляре ГПИБ. Исследователю может быть приятно, что хоть что-то нашлось, однако зритель вправе заключить — без такой картинки вполне можно было и обойтись.

С мирискусниками, впрочем, связан почти детективный сюжет. Да, они пропустили сказку до революции, но вот после картинки к ней сделал сам Александр Бенуа. Впрочем, они так и не были опубликованы. Дело было в 1922 году. Яков Мексин — чрезвычайно интересная фигура, настоящий подвижник книжного дела, в недалеком будущем организатор выставок советской детской книги за рубежом и зарубежной в СССР — организовал издательство «Остров». К работе он мечтал привлечь любимого художника — Александра Бенуа. Ему он предложил проиллюстрировать сказку о черной курице. Бенуа работал дольше намеченного, за это время «Остров» успел закрыться, однако Мексин не оставлял надежды выпустить сказку в Госиздате. Однако и здесь она так и не была выпущена — сначала посчитали, что книга будет слишком дорогой, а текст можно издать только с купюрами. А после долгих колебаний решили вовсе не публиковать. Рисунки, сделанные Бенуа, ныне хранятся в отделе графики музея изобразительных искусств им. Пушкина. (Об это см.: Книга: Исследования и материалы. Москва: ТЕРРА, 1998.)

Полноценный набор картинок, «пригодных к публикации», появился лишь в издании военного периода, в 1943 году. Сделал их Николай Пискарев. Это ординарные, хотя и мастеровитые черно-белые иллюстрации в стилистике воцарявшегося соцреализма. Они, откровенно говоря, скучны. Вероятно, время не располагало к чему-то более занимательному, да и сама книга выглядит неестественно в той ситуации и действительности. Другое дело, что она важна как свидетельство — несмотря ни на что, о детях не забывали, делали книги для них.

Настоящая визуальная жизнь «Черной курицы…» начнется во времена «оттепели» и «застоя». Как следует книгу вспомнили, благодаря усилиям Ивана Халтурина — редактора, библиографа, историка детской литературы, друга Чуковского и Маршака, подготовившего к печати сказки Погорельского и Одоевского. Несколько изданий «Черной курицы…» сопровождала его статья «Об этой книге». Маленькому читателю рассказывали, откуда сказка взялась, кем был ее автор и — без этого в те годы никуда — чему она учит. Еще упоминается, что сказку очень любил Лев Толстой: скорее всего, с этим тоже проще было вернуть ее читателю.

Рисунки Владимира Минаева, сопровождавшие одно из первых изданий с текстом Халтурина — «соцреализм» уже оттепельный, сильно затронутый импровизационностью. И все же это не слишком интересные картинки, словно бы еще не пробудившиеся.

Зримую сказочность сказка по-настоящему обрела, когда иллюстрации к ней сделала Ника Гольц. До нее цветных картинок в изданиях «Черной курицы…» просто не было. Больше того, Ника Георгиевна бралась за сказку дважды (в1968 и 1987 годах), и, несмотря на сильное сходство, это разные серии иллюстраций.

При этом обе — очень нежные. У Ники Гольц как иллюстратора было два лица, две манеры. Первая — мягкая, игровая, даже игривая; вторая — острая и колкая, чем-то напоминающая о кубизме. Эта вторая манера позволяла, среди прочего, продемонстрировать отточенность рисунка (в таких работах она фактически безупречна), и, может быть, лучше подходила для романтических сказок с будоражащей атмосферой (например, гофмановских). Зато первая превращала историю в по-настоящему нежную сказку. Так вот, повторимся, две «Черные курицы…» Ники Гольц — именно такие, большей частью нежно-праздничные, даже уютные, и лишь местами — сумрачно-призрачные.

Первая версия, при некоторых неровностях, энергичнее — может быть, как раз из-за перепадов. Вот мощная кухарка с ножом, она будто сошла с плакатов двадцатых. А вот подземные жители — словно сбежали из мультфильма. Вторая же, поздняя версия, увереннее, целостнее, сделана изящней, рукой абсолютно состоявшегося мастера.

В том же году, когда была сделана первая работа Гольц, выходит диафильм с картинками Эрика Беньяминсона — художника, сделавшего не так уж много книг, зато много «диапозитивных фильмов». История сокращена, как того требовал формат издания, дана в переработке Александры Любарской. Яркие «мультипликационные» иллюстрации продолжают линию уютной сказки, и в самом деле могли бы стать высококлассным рисованным фильмом.

Следующая глава истории — настоящий апофеоз «Черной курицы…» Через пять лет после Ники Гольц за сказку взялся Виктор Пивоваров. Книга с его картинками после долго не переиздавалась, стала легендой, и заслуженно.

Все помнят слова художника о том, что в книгу надо «войти», но давайте-ка признаем, что во многие книги с его рисунками не войти просто невозможно, они утягивают, вовлекают, как особые завораживающие пространства. Его «Черная курица…» как раз такая. Яркая (особенно хорошо это видно в переиздании), но нигде не кричащая, ирреально-сновидческая, и одновременно четкая, строгая, подробная. Здесь многое родственно книге про Оле-Лукойе, которую Пивоваров иллюстрировал чуть раньше. Там он, по собственным словам, соединил Андерсена и Босха, и здесь предпринял что-то похожее. И сказку про Оле-Лукойе, и «Черную курицу…» художник слышал еще в детстве по радио.

«Не психологическая коллизия непоправимости поступка, вины и наказания интересовала меня <…> а параллельное существование двух миров, мира видимого и мира тайного, подпольного, в миллион раз прекраснейшего, чем первый…» (Виктор Пивоваров. Влюбленный агент. Москва: Артгид, 2016.)

В 1975 году выходит кукольный мультфильм по мотивам сказки. Действие спрямлено, упрощено, акцент смещен в сторону назидательности, но отметим чарующий голос Зиновия Гердта и хорошую музыку.

Чуть позже, в 1980 году, выходит художественный фильм, поставленный Виктором Гресем. Атмосфера здесь принципиально иная, смутная и дремотная; сама история — как будто в противовес мультфильму — усложнена, введено много дополнительных образов и героев. Иногда кажется, что все без исключения — участники заговора, у этой тайны много слоев, и мечтателю-Алеше с тревожным взглядом никогда из нее не выпутаться. Если рассуждать о двоемирии, то в этом кино загадочный нездешний мир без сомнения побеждает.

Альберт Филозов — актер с «отрешенным», по(ту)сторонним лицом — играет разом и Чернушку, и учителя-немца. Само появление Филозова, скорее всего, напоминало о советском триллере «Дикая охота короля Стаха», в котором он снялся годом ранее, а значит, вносило еще больше таинственности. Венчала все музыка Олега Каравайчука — востребованного, но более чем необъяснимого советского кинокомпозитора. Трубный «рыцарский зов» будет повторен через несколько лет в другом фильме Греся — «Новые приключения янки при дворе короля Артура».

В 1984 году сказка выходит с иллюстрациями Георгия Юдина. Сам художник называет сказку любимой. До сих пор эта его работа считается одной из лучших, она даже на русском выходила несколько раз, кроме того, сразу же была выпущена на иностранных языках — существуют, по меньшей мере, английская и португальская версии.

Линия странности и двоемирия, начатая Пивоваровым, видна и здесь, но, конечно, иллюстрации Юдина совсем другие. Есть схожие приемы и, видимо, цели, а все-таки решения разные. Скажем, некоторые иллюстрации у Пивоварова были черно-белыми, что лишь сильнее подчеркивало использование цвета в других. Юдин тоже использует монохромность, но постепенно вводит цвет, обозначая «градус» чудесности: там, где появляется волшебство, появляются и краски, и с каждым разом их больше. После, когда Алеша возвращается в реальность обыденную, краски угасают.

В середине 1980-х вышел большой сборник русских сказок с иллюстрациями Бориса Дехтерева. Среди прочего в этой книге опубликовали и сочинение Погорельского.

Работы Дехтерева — реалистические (местами почти фотографические), лишены даже намека на формальный эксперимент, очень яркие. В этой, уже довольно поздней, книге Дехтерев по-прежнему выступает как своего рода классицист, три десятка лет возглавлявший художественную редакцию Детгиза и выучивший многих мастеров.

Это напоминание не только о старой сказке, но и о том — довольно долгом — времени, когда кроме строгого реализма в иллюстрации было мало что возможно, но сам этот реализм мог быть торжествующим, королевским, сияющим.

В конце десятилетия (1989) вышла еще одна версия, которую стоит назвать «реалистической», но реализм тут совершенно иной. Художник Алексей Рейпольский — акварелист, станковист, автор иллюстраций к книгам «Синяя борода», «Спящая красавица», «Золушка», «Ашик-Кериб» — создал по-настоящему петербургскую историю, где все зыбко, пронизано особенным воздухом и словно застыло на грани чудесного.

Преобладают действительные, а не фантастические ситуации, но всякий раз чувствуешь — завеса вот-вот приоткроется.

В конце можно найти статью «О художнике этой книги», и это сигнализирует — объяснять, что же такое «Черная курица…», уже не так необходимо, сказка выкарабкалась из безвестности. В статье сказано, что художник объединил две темы — сказку и Петербург. Но можно сказать, что тема одна. Петербург и есть сказка.

В начале девяностых «Черная курица…» дала название целой группе новых детских писателей. Пусть эта группа быстро распалась, зато успела опубликовать манифест. До сих пор это единственное наше сообщество детских писателей с манифестом, такого не было даже в редакции Маршака. Разлетевшись в разные стороны, его участники будто сохранили единство, эта та формация авторов, которая сделала очень много, сделала успешно, больше того, делает до сих пор. Один них — Тим Собакин — стал главным редактором журнала «Трамвай», а это издание без ложной скромности можно считать явлением поколенческим. До сих пор очень многие мамы и папы (а тогдашние дети) опознают друг друга вот так: «А у тебя был «Трамвай»? И у меня был».

Мы проделали большой путь и почти добрались до конца. Наступает время, когда «Черная курица…» превращается в дорогой и возвышенный праздник. Это 2003 год, иллюстрации делает Геннадий Спирин, причем книжка с его картинками первоначально вышла в Америке, где художник работал и работает до сих пор (оформляя, к примеру, детские книги Мадонны).

Много абзацев назад мы сокрушались, что сказку в свое время пропустили мирискусники. Что ж, век спустя Спирин попытался это исправить. Его версия — новый повод задуматься о реализме, на этот раз с приставкой «гипер-», так скрупулезно художник воспроизводит фактуру действительности. Еще — и это очень важно — на каждую страницу и разворот словно плеснули из рога изобилия: орнаменты, виньетки, рисунки на полях, сияние, сверкание и прочая роскошь. Так что к словам «реализм» и «гипер» прибавим моднее слово «лакшери». Лакшери-гипер-реализм — что-то в этом духе.

Мирискусники тоже делали книги ослепительные, скорее для родителей. И книгу Спирина в первую очередь оценят разборчивые взрослые. Обратим внимание: на обложке сказка теперь названа «знаменитой», она окончательно вернулась к читателю, стала золотой классикой.

Но это еще не самый конец. Спустя три года Михаил Бычков рисует новую «Черную курицу…», причем первое издание вышло в Корее. Эта книга — уход в сторону условности, но не окончательный. Есть наивистская простота, игрушечность, что-то бутафорское с театральным отзвуком мистицизма. Одновременно здесь очень много искусности и художнической дотошности. По словам самого Бычкова, необходимо детальное изучение среды и времени, в котором разворачивается действие. Художник уверяет, что даже установил породу черной курицы — лангшан.

«А как был одет учитель в пансионе? Как были одеты ученики? Была униформа. Каков был ее дизайн? Каковы были интерьеры дома? <…> Я изучаю в музеях, каталогах живописи, альбомах XVIII век и рисую иллюстрации, свободные художественно, по форме, но костюмы, детали быта и обстановки, даже атмосфера пансиона (может быть, это главное!) — дают представление об этой эпохе» (Михаил Бычков. Иллюстрации и книги. Москва, Санкт-Петербург: Речь, 2017).

Приглядевшись, увидим — у Алеши коса, словно у Павла I, «русского Гамлета». И сам Алеша здесь словно Гамлет. Он часто удручен, да что там, часто плачет, плачет и плачет. Настоящий романтический герой с уклоном в сентиментальность. Одновременно художник словно играет с нами, показывая вечно рыдающего мальчика. Может быть, как раз такая работа — соединившая игру и серьезность, эксперимент и тщательную выверенность, сказочную наивность и сказочную мудрость — самое достойное завершение нашего пути.

Сказку Погорельского рисовали очень много раз, и в этом тексте рассказано лишь о нескольких эпизодах. «За кадром» осталось немало имен и работ, известных и почти неизвестных — ведь историю о черной курице публиковали и публиковали, в том числе в региональных издательствах. Новые книги с новыми картинками выходят и сегодня, и на этом никто не остановится — сказка, несмотря на свой старомодный церемонный язык, из моды не выйдет. В наши дни она уже хорошо знакома читателям, стала куда более популярной, чем ее автор, но при этом осталась чудесным, хрупким и вечно загадочным созданием. И огромным искушением, вызовом для художника. Такой будет и впредь.

Кирилл Захаров